Агора, Спасибо,Олеся!С удовольствием встретилась с любимыми строками 
Поэзия - любимые стихи и поэты
Отправлено 23 Январь 2013 - 12:38
Всем хорошего настроения! 
Если можно, то мне эспрессо,
Новостей и немного денег,
Путешествовать, меньше стресса,
Больше нежности, без истерик.
Шоколадку, добрее утро,
Вдохновения и улыбок...
Если можно, давайте утку
Запеченную или рыбу.
Дольше - молодость, позже - старость,
Двух детей, или дальше - внуков...
И здоровья бы - вот подарок,
К черту - грыжу и близорукость.
А еще бы - побыть успешным,
И портрет хочу (лучше - в профиль)...
Ой, простите меня, конечно,
Замечтался...
Мне - черный кофе.
Глеб Дебольский
Если можно, то мне эспрессо,
Новостей и немного денег,
Путешествовать, меньше стресса,
Больше нежности, без истерик.
Шоколадку, добрее утро,
Вдохновения и улыбок...
Если можно, давайте утку
Запеченную или рыбу.
Дольше - молодость, позже - старость,
Двух детей, или дальше - внуков...
И здоровья бы - вот подарок,
К черту - грыжу и близорукость.
А еще бы - побыть успешным,
И портрет хочу (лучше - в профиль)...
Ой, простите меня, конечно,
Замечтался...
Мне - черный кофе.
Глеб Дебольский
нравится помечтать 
Отправлено 23 Январь 2013 - 14:30
Нина Королева
Советам любящих послушна,
Свой век недолгий не губя,
Я задохнулась равно душьем,
Я излечилась от тебя.
Я не пишу тебе ни слова,
Прекрасно ем и редко пью.
О, слава богу. ты здорова!-"
Я радую семью мою.
Я беззащитные бумаги,
Не перечитывая рву,
Как будто водку пью из флаги
И сплю бродягою во рву.
А письма ждут послушно смерти,
Не побелев и не дыша.
О, как в надорванном конверте
Твоя беспомощна душа,
Не схватит за руку,
Не скажет,
Остановись же, боже мой.
И белый сор неслышно ляжет
Вокруг души моей больной.
Советам любящих послушна,
Свой век недолгий не губя,
Я задохнулась равно душьем,
Я излечилась от тебя.
Я не пишу тебе ни слова,
Прекрасно ем и редко пью.
О, слава богу. ты здорова!-"
Я радую семью мою.
Я беззащитные бумаги,
Не перечитывая рву,
Как будто водку пью из флаги
И сплю бродягою во рву.
А письма ждут послушно смерти,
Не побелев и не дыша.
О, как в надорванном конверте
Твоя беспомощна душа,
Не схватит за руку,
Не скажет,
Остановись же, боже мой.
И белый сор неслышно ляжет
Вокруг души моей больной.
Отправлено 23 Январь 2013 - 14:41
В продолжение замечательных стихов "Петербургские сумерки снежные.." А.Блока, написанных им как бы , от лица Л.Дельмас.
Любовь Дельмас: горькие ноты влюбленности
Александр Блок. 1913 год.
«Предчувствую тебя!» — писал Александр Блок накануне своей встречи с Любовью Дельмас. Но ни он, ни она не знали, что эта встреча окажется судьбоносной и полностью перевернет жизнь обоих, подарив обжигающую, ирреальную страсть, отказаться от которой невозможно. Ее можно либо принять, либо умереть. Однако для поэта и его очаровательной музы такой проблемы не существовало. Они с восторгом окунулись в мир иллюзий и любви.
Прелюдия Если бы оперная певица Любовь Дельмас и Александр Блок встретились чуть раньше или, напротив, чуть позже, они бы просто прошли мимо друг друга. Она — звезда Мариинского театра, верная жена своего мужа, и не помышляла об адюльтере. Правда, иногда сердце сладко-сладко замирало, словно чувствовало: в зале сидит ОН, предназначенный ей судьбой. И тогда дивный, сильный голос раскрывался подобно экзотическому цветку, сводя с ума ценителей ее певческого дара.
Жизнь Александра Блока до встречи с Дельмас — вереница ошибок и собственных заблуждений. Еще в юности он попал под влияние философии Владимира Соловьева. Идея этого мыслителя о мистической Вечной Женственности оказалась заразительной: образом Прекрасной Дамы буквально бредили все молодые люди. К своим подругам они относились странно: боготворили на расстоянии и не признавали никаких сексуальных отношений. Дама Сердца предназначалась для поддержания духа и молитвенного экстаза, в крайнем случае — отстраненного созерцания ее небесной красоты. Не более. Для бытовых нужд, в частности, усмирения буйной плоти, во всем своем разнообразии существовали проститутки, благо публичных домов в Петербурге того времени насчитывалось свыше трехсот.
К своей жене Любе Менделеевой Блок относился, мягко говоря, своеобразно. Безусловно, он ее любил. Но не как женщину, а как вечную Музу, источник поэтического вдохновения. В его воображении она была то пастушкой, то королевой в заколдованном замке, то безумной Офелией. Первые четыре года — только отеческие поцелуи, никакой физической близости. Блок боялся запятнать молодую жену страстью. Когда же по истечении четвертого года супружеской пытки они стали близки, то вместо радости обладания испытали лишь раздражение друг к другу.
Лишь избавившись от позднего юношеского максимализма, Блок, наконец, признал, что сексуальные отношения нисколько не противоречат любви, его жена была уже смертельно обижена. Она стала ему абсолютно чужой.
Карменсита 1913-й год был довольно удачным для России. Все пребывали в некоторой эйфории, не особо задумываясь о том, что же случится завтра. Всевозможные празднества, карнавалы, романтические встречи и поэтические вечера с ворохом цветов и брызгами шампанского стали непременным атрибутом литературного Петербурга и Москвы. Люди как будто предчувствовали грядущие катаклизмы и старались успеть насладиться веселой и легкой жизнью. Александр Блок, истинное дитя нового века, и тут не стал исключением из правил. В разноцветной толпе он безуспешно искал новый образ, свою новую королеву. Правда, он давно убедил себя, что недостоин любви. Косвенным подтверждением этому стала ненависть, которую они с женой испытывали по отношению друг к другу. Она теперь изменяла ему нарочито, с вызовом, надолго уезжала на гастроли, а вечера проводила в кабинетах и меблированных квартирах. Жить вместе у них не получалось, и супруги то разъезжались, то вновь сходились для того, чтобы продолжать мучить себя ненужными скандалами и сценами. Так тянулось, пока поэт не встретил другую Любовь. Певицу Дельмас.
О красоте Любови Александровны Андреевой-Дельмас говорил весь Петербург. Каждый вечер эта обольстительная дива появлялась на сцене театра Музыкальной драмы. Она исполняла партию Кармен в опере Бизе
Блок не пропустил ни одного представления. Он буквально бредил ею, находясь в любовной горячке и томлении. Каждый день посылал своей богине черные бархатистые розы, дежурил у ее дома, бессонно вглядываясь в занавешенные окна, а после, возвратившись домой, украдкой набирал номер Дельмас. Он вел себя, словно пятнадцатилетний мальчишка, впервые познающий азбуку любви. Писал ей страстные письма и мечтал о встрече:
«…Я не мальчик, я знаю эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и которой нет никакого выхода…». «Я не мальчик, я много любил и много влюблялся. Не знаю, какой заколдованный цветок Вы бросили мне, но Вы бросили, а я поймал...»
Но каждый раз, когда они могли встретиться, он ретировался. «Она не может полюбить меня», — твердил поэт, набрасывая очередное стихотворение. Но он ошибался. Узнав, что ею интересуется знаменитый поэт, Дельмас сама делает первый шаг навстречу, не понимая, что это знакомство будет особенным в ее жизни.
Ей имени нет Они были созданы друг для друга, для той гармонии душ и тел, которая бывает столь редко и, увы, так быстро проходит. В этом рыжеволосом капризном ребенке он наконец обрел смысл своей мятежной и безумной жизни. В течение нескольких месяцев они почти не расставались, наслаждаясь своим непростительным счастьем и близостью. Он называл Дельмас «золотокудрым и счастливым демоном», демоном, который стал его ангелом-хранителем и новым источником вдохновения. Любовники растворялись в пьянящем аромате белых петербургских ночей, и потом, спустя годы, запах сирени неизменно причинял поэту сладкую боль, напоминая духи его восхитительной Карменситы.
Любовь Дмитриевна довольно спокойно приняла этот роман, возможно, почувствовав за ним нечто большее, чем мимолетную интимную связь, каких раньше у ее мужа случалось великое множество. Она по-женски завидовала своей молодой и красивой сопернице и образам, которые та навевала влюбленному поэту. Они, наконец, окончательно разъехались. И теперь Дельмас могла спокойно приходить в квартиру к Блоку, когда ей вздумается.
Он любил в ней все, каждую родинку и изгиб. Сходил с ума от сильного и прекрасного голоса. Зарывался в золотое руно душистых волос. Как-то утром, когда Дельмас уже собиралась уходить, Блок зашел в ванную комнату. И там на куске дорогого мыла увидел червонный волос своей любимой. Эта эротическая деталь оказалась настолько пронзительной и неожиданной, что он буквально с порога вернул «счастливого демона» и на руках отнес ее в спальню.
И более в тот день они не расставались…
Все проходит Но эта любовь была слишком красивой и поэтичной, чтобы продолжаться вечно. Роман Александра Блока и Любови Дельмас отчасти похож на другие любовные истории ХХ века: люди так быстро уставали от счастья и душевной гармонии, что начинали искать любой предлог для мучительного разрыва. Какой — было совсем неважно. Может быть, это происходило потому, что разделенная любовь воспринималось ими как личная несвобода и основная помеха для творчества А, может, напротив, пугала, словно тень грядущего несчастья.
В случае с Блоком и Дельмас все обстояло именно так. Они мучительно и надрывно пытались расстаться, придумывая себе разные оправдания: «мы очень разные», «мы недостойны друг друга», наконец, «мы расстаемся потому, что должны»… На деле причина скрывалась в ином: их страсть постоянно мешала работе. Невозможно писать стихи, когда сходишь с ума от желания, когда все мысли только об одном — о ней и о том, что он может «потерять свою жемчужину» навсегда. Но вот парадокс— именно к этому поэт и стремился. Любовь, делая его счастливым, одновременно разрушала его как личность, как поэта. С этим он никак не мог примириться.
В ящике письменного стола Блок хранил все, что как-то было связано с Дельмас: письма, засушенные цветы, ее заколки и ленты. После разрыва он с трудом заставил себя разобрать эту символическую могилу любви: «Боже мой, какое безумие, что все проходит, ничто не вечно. Сколько у меня было счастья (счастья, да) с этой женщиной. Слов от нее почти не останется. Останется эта груда лепестков, всяких сухих цветов, роз, верб, ячменных колосьев, резеды, каких-то больших лепестков и листьев. Все это шелестит под руками.
…Как она плакала на днях ночью, и как на одну минуту я опять потянулся к ней, потянулся жестоко, увидев искру прежней юности на лице, молодеющем от белой ночи и страсти. И это мое жестокое (потому что минутное) старое волнение вызвало только ее слезы… Бедная, она была со мной счастлива».
Анастасия Монастырская
Любовь Дельмас прожила долгую жизнь.ЕЕ не стало в 1969году.Современный ленинградский поэт Олег Тарутин посвятил ей стихи "Женщина с собакой"
Любовь Дельмас: горькие ноты влюбленности
Александр Блок. 1913 год.
«Предчувствую тебя!» — писал Александр Блок накануне своей встречи с Любовью Дельмас. Но ни он, ни она не знали, что эта встреча окажется судьбоносной и полностью перевернет жизнь обоих, подарив обжигающую, ирреальную страсть, отказаться от которой невозможно. Ее можно либо принять, либо умереть. Однако для поэта и его очаровательной музы такой проблемы не существовало. Они с восторгом окунулись в мир иллюзий и любви.
Прелюдия Если бы оперная певица Любовь Дельмас и Александр Блок встретились чуть раньше или, напротив, чуть позже, они бы просто прошли мимо друг друга. Она — звезда Мариинского театра, верная жена своего мужа, и не помышляла об адюльтере. Правда, иногда сердце сладко-сладко замирало, словно чувствовало: в зале сидит ОН, предназначенный ей судьбой. И тогда дивный, сильный голос раскрывался подобно экзотическому цветку, сводя с ума ценителей ее певческого дара.
Жизнь Александра Блока до встречи с Дельмас — вереница ошибок и собственных заблуждений. Еще в юности он попал под влияние философии Владимира Соловьева. Идея этого мыслителя о мистической Вечной Женственности оказалась заразительной: образом Прекрасной Дамы буквально бредили все молодые люди. К своим подругам они относились странно: боготворили на расстоянии и не признавали никаких сексуальных отношений. Дама Сердца предназначалась для поддержания духа и молитвенного экстаза, в крайнем случае — отстраненного созерцания ее небесной красоты. Не более. Для бытовых нужд, в частности, усмирения буйной плоти, во всем своем разнообразии существовали проститутки, благо публичных домов в Петербурге того времени насчитывалось свыше трехсот.
К своей жене Любе Менделеевой Блок относился, мягко говоря, своеобразно. Безусловно, он ее любил. Но не как женщину, а как вечную Музу, источник поэтического вдохновения. В его воображении она была то пастушкой, то королевой в заколдованном замке, то безумной Офелией. Первые четыре года — только отеческие поцелуи, никакой физической близости. Блок боялся запятнать молодую жену страстью. Когда же по истечении четвертого года супружеской пытки они стали близки, то вместо радости обладания испытали лишь раздражение друг к другу.
Лишь избавившись от позднего юношеского максимализма, Блок, наконец, признал, что сексуальные отношения нисколько не противоречат любви, его жена была уже смертельно обижена. Она стала ему абсолютно чужой.
Карменсита 1913-й год был довольно удачным для России. Все пребывали в некоторой эйфории, не особо задумываясь о том, что же случится завтра. Всевозможные празднества, карнавалы, романтические встречи и поэтические вечера с ворохом цветов и брызгами шампанского стали непременным атрибутом литературного Петербурга и Москвы. Люди как будто предчувствовали грядущие катаклизмы и старались успеть насладиться веселой и легкой жизнью. Александр Блок, истинное дитя нового века, и тут не стал исключением из правил. В разноцветной толпе он безуспешно искал новый образ, свою новую королеву. Правда, он давно убедил себя, что недостоин любви. Косвенным подтверждением этому стала ненависть, которую они с женой испытывали по отношению друг к другу. Она теперь изменяла ему нарочито, с вызовом, надолго уезжала на гастроли, а вечера проводила в кабинетах и меблированных квартирах. Жить вместе у них не получалось, и супруги то разъезжались, то вновь сходились для того, чтобы продолжать мучить себя ненужными скандалами и сценами. Так тянулось, пока поэт не встретил другую Любовь. Певицу Дельмас.
О красоте Любови Александровны Андреевой-Дельмас говорил весь Петербург. Каждый вечер эта обольстительная дива появлялась на сцене театра Музыкальной драмы. Она исполняла партию Кармен в опере Бизе
Блок не пропустил ни одного представления. Он буквально бредил ею, находясь в любовной горячке и томлении. Каждый день посылал своей богине черные бархатистые розы, дежурил у ее дома, бессонно вглядываясь в занавешенные окна, а после, возвратившись домой, украдкой набирал номер Дельмас. Он вел себя, словно пятнадцатилетний мальчишка, впервые познающий азбуку любви. Писал ей страстные письма и мечтал о встрече:
«…Я не мальчик, я знаю эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и которой нет никакого выхода…». «Я не мальчик, я много любил и много влюблялся. Не знаю, какой заколдованный цветок Вы бросили мне, но Вы бросили, а я поймал...»
Но каждый раз, когда они могли встретиться, он ретировался. «Она не может полюбить меня», — твердил поэт, набрасывая очередное стихотворение. Но он ошибался. Узнав, что ею интересуется знаменитый поэт, Дельмас сама делает первый шаг навстречу, не понимая, что это знакомство будет особенным в ее жизни.
Ей имени нет Они были созданы друг для друга, для той гармонии душ и тел, которая бывает столь редко и, увы, так быстро проходит. В этом рыжеволосом капризном ребенке он наконец обрел смысл своей мятежной и безумной жизни. В течение нескольких месяцев они почти не расставались, наслаждаясь своим непростительным счастьем и близостью. Он называл Дельмас «золотокудрым и счастливым демоном», демоном, который стал его ангелом-хранителем и новым источником вдохновения. Любовники растворялись в пьянящем аромате белых петербургских ночей, и потом, спустя годы, запах сирени неизменно причинял поэту сладкую боль, напоминая духи его восхитительной Карменситы.
Любовь Дмитриевна довольно спокойно приняла этот роман, возможно, почувствовав за ним нечто большее, чем мимолетную интимную связь, каких раньше у ее мужа случалось великое множество. Она по-женски завидовала своей молодой и красивой сопернице и образам, которые та навевала влюбленному поэту. Они, наконец, окончательно разъехались. И теперь Дельмас могла спокойно приходить в квартиру к Блоку, когда ей вздумается.
Он любил в ней все, каждую родинку и изгиб. Сходил с ума от сильного и прекрасного голоса. Зарывался в золотое руно душистых волос. Как-то утром, когда Дельмас уже собиралась уходить, Блок зашел в ванную комнату. И там на куске дорогого мыла увидел червонный волос своей любимой. Эта эротическая деталь оказалась настолько пронзительной и неожиданной, что он буквально с порога вернул «счастливого демона» и на руках отнес ее в спальню.
И более в тот день они не расставались…
Все проходит Но эта любовь была слишком красивой и поэтичной, чтобы продолжаться вечно. Роман Александра Блока и Любови Дельмас отчасти похож на другие любовные истории ХХ века: люди так быстро уставали от счастья и душевной гармонии, что начинали искать любой предлог для мучительного разрыва. Какой — было совсем неважно. Может быть, это происходило потому, что разделенная любовь воспринималось ими как личная несвобода и основная помеха для творчества А, может, напротив, пугала, словно тень грядущего несчастья.
В случае с Блоком и Дельмас все обстояло именно так. Они мучительно и надрывно пытались расстаться, придумывая себе разные оправдания: «мы очень разные», «мы недостойны друг друга», наконец, «мы расстаемся потому, что должны»… На деле причина скрывалась в ином: их страсть постоянно мешала работе. Невозможно писать стихи, когда сходишь с ума от желания, когда все мысли только об одном — о ней и о том, что он может «потерять свою жемчужину» навсегда. Но вот парадокс— именно к этому поэт и стремился. Любовь, делая его счастливым, одновременно разрушала его как личность, как поэта. С этим он никак не мог примириться.
В ящике письменного стола Блок хранил все, что как-то было связано с Дельмас: письма, засушенные цветы, ее заколки и ленты. После разрыва он с трудом заставил себя разобрать эту символическую могилу любви: «Боже мой, какое безумие, что все проходит, ничто не вечно. Сколько у меня было счастья (счастья, да) с этой женщиной. Слов от нее почти не останется. Останется эта груда лепестков, всяких сухих цветов, роз, верб, ячменных колосьев, резеды, каких-то больших лепестков и листьев. Все это шелестит под руками.
…Как она плакала на днях ночью, и как на одну минуту я опять потянулся к ней, потянулся жестоко, увидев искру прежней юности на лице, молодеющем от белой ночи и страсти. И это мое жестокое (потому что минутное) старое волнение вызвало только ее слезы… Бедная, она была со мной счастлива».
Анастасия Монастырская
Любовь Дельмас прожила долгую жизнь.ЕЕ не стало в 1969году.Современный ленинградский поэт Олег Тарутин посвятил ей стихи "Женщина с собакой"
Сообщение отредактировал жека: 23 Январь 2013 - 14:51
Отправлено 23 Январь 2013 - 14:48
Олег Тарутин
Женщина с собакой
Вот идет она,пудель сбоку,
На концах поводка - сто лет.
Добрый день, любимая Блока.
Как Вам ходится по земле?
Что Вас радует, что печалит,
Вам не шумно -
транспорт, народ?..
А смотрите -
листья опали.
Осень.Скоро зима придет.
Будет небо слякотно хмурым,
Вы ведь знаете, вы
не гость.
А у пуделя стерта шкура,
И прогулки зимой не кость.
Не простудитесь?
Постарайтесь...
Это я с собой говорю.
Вы идите,
не отвлекайтесь.
...И стою я, и все смотрю.
Как идет она,
клюшкой чертит.
Тихо шамкает мимо стен...
Но шагнула уже в бессмертье
Изумительная Кармен.
Та надменная,рыжий локон,
Та безжалостная -
сгорай!
Добрый день. любимая Блока,
Бег бессонный его пера.
Женщина с собакой
Вот идет она,пудель сбоку,
На концах поводка - сто лет.
Добрый день, любимая Блока.
Как Вам ходится по земле?
Что Вас радует, что печалит,
Вам не шумно -
транспорт, народ?..
А смотрите -
листья опали.
Осень.Скоро зима придет.
Будет небо слякотно хмурым,
Вы ведь знаете, вы
не гость.
А у пуделя стерта шкура,
И прогулки зимой не кость.
Не простудитесь?
Постарайтесь...
Это я с собой говорю.
Вы идите,
не отвлекайтесь.
...И стою я, и все смотрю.
Как идет она,
клюшкой чертит.
Тихо шамкает мимо стен...
Но шагнула уже в бессмертье
Изумительная Кармен.
Та надменная,рыжий локон,
Та безжалостная -
сгорай!
Добрый день. любимая Блока,
Бег бессонный его пера.
Сообщение отредактировал жека: 23 Январь 2013 - 14:50
Отправлено 23 Январь 2013 - 15:28
жека, Лен спасибо тебе!Меня убили эти слова,ведь и правда ...
Цитата
В ящике письменного стола Блок хранил все, что как-то было связано с Дельмас: письма, засушенные цветы, ее заколки и ленты. После разрыва он с трудом заставил себя разобрать эту символическую могилу любви:
Женщина с собакой,просто боль!
Сообщение отредактировал Sчастливая: 23 Январь 2013 - 15:30
Отправлено 23 Январь 2013 - 21:23
25 января - день рождения Владимира Высоцкого.
Памяти В.Высоцкого
Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись:"В продаже Высоцкий..."
Володя, ах как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету
И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке "ладе"
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтобы не задремать за рулем:
"А ну-ка Высоцкого мы крутанем".
Володя, как страшно мне адом и раем
Крутиться для тех, кого мы презираем,
Но, к счастью, магнитофоны
Не выкрадут наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
Для части планеты, чье имя -галерка,
И ты к приискателям на вертолете
Спустился и пел у костра на болоте.
Ты был полугамлет и получелкаш.
Тебя торгаши не отнимут - ты наш.
Тебя хоронили, как будто ты гений -
Кто гений эпохи, кто гений мгновений.
Ты бедный наш гений семидесятых,
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты - Зощенко песни с есенинским яром.
И в песнях твоих, раздирающих душу,
Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!
Киоск звукозаписи около пляжа...
Жизнь кончилась и началась распродажа.
Е.Евтушенко
Памяти В.Высоцкого
Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись:"В продаже Высоцкий..."
Володя, ах как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету
И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке "ладе"
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтобы не задремать за рулем:
"А ну-ка Высоцкого мы крутанем".
Володя, как страшно мне адом и раем
Крутиться для тех, кого мы презираем,
Но, к счастью, магнитофоны
Не выкрадут наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
Для части планеты, чье имя -галерка,
И ты к приискателям на вертолете
Спустился и пел у костра на болоте.
Ты был полугамлет и получелкаш.
Тебя торгаши не отнимут - ты наш.
Тебя хоронили, как будто ты гений -
Кто гений эпохи, кто гений мгновений.
Ты бедный наш гений семидесятых,
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты - Зощенко песни с есенинским яром.
И в песнях твоих, раздирающих душу,
Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!
Киоск звукозаписи около пляжа...
Жизнь кончилась и началась распродажа.
Е.Евтушенко
Отправлено 23 Январь 2013 - 21:35
Сомкните стройные ряды!
Покрепче закупорьте уши!
Ушел один - в том нет беды,
Но я приду по ваши души!
*****************
Корабли постоят - и ложатся на курс,-
Но они возвращаются сквозь непогоды...
Не пройдет и полгода - и я появлюсь,-
Чтобы снова уйти,
Чтобы снова уйти на погода.
Возвращаются все - кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все - кроме тех, кто нужней,
Я не верю судьбе,
Я не верю судьбе, а себе - еще меньше.
Но мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в делах,-
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою - не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в мечтах,-
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.
В.Высоцкий
Покрепче закупорьте уши!
Ушел один - в том нет беды,
Но я приду по ваши души!
*****************
Корабли постоят - и ложатся на курс,-
Но они возвращаются сквозь непогоды...
Не пройдет и полгода - и я появлюсь,-
Чтобы снова уйти,
Чтобы снова уйти на погода.
Возвращаются все - кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все - кроме тех, кто нужней,
Я не верю судьбе,
Я не верю судьбе, а себе - еще меньше.
Но мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в делах,-
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою - не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в мечтах,-
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.
В.Высоцкий
Отправлено 23 Январь 2013 - 22:26
Владимир Высоцкий
Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем "я любил" - печальнее могил,-
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".
Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!-
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!
Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем "я любил" - печальнее могил,-
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".
Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!-
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!
Отправлено 24 Январь 2013 - 14:52
* * *
Мы не молоды. Но и не стары.
Мы не мертвые. И не живые.
Вот мы слушаем рокот гитары
И романса слова "роковые".
О беспамятном счастье цыганском,
Об угарной любви и разлуке,
И - как вызов - стаканы с шампанским
Подымают дрожащие руки.
За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорогого!
И за то, что могло быть иначе,
И за то, что не надо другого!
* * *
Ты не расслышала, а я не повторил.
Был Петербург, апрель, закатный час,
Сиянье, волны, каменные львы...
И ветерок с Невы
Договорил за нас.
Ты улыбалась. Ты не поняла,
Что будет с нами, что нас ждет.
Черемуха в твоих руках цвела...
Вот наша жизнь прошла,
А это не пройдет.
Георгий Иванов
Мы не молоды. Но и не стары.
Мы не мертвые. И не живые.
Вот мы слушаем рокот гитары
И романса слова "роковые".
О беспамятном счастье цыганском,
Об угарной любви и разлуке,
И - как вызов - стаканы с шампанским
Подымают дрожащие руки.
За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорогого!
И за то, что могло быть иначе,
И за то, что не надо другого!
* * *
Ты не расслышала, а я не повторил.
Был Петербург, апрель, закатный час,
Сиянье, волны, каменные львы...
И ветерок с Невы
Договорил за нас.
Ты улыбалась. Ты не поняла,
Что будет с нами, что нас ждет.
Черемуха в твоих руках цвела...
Вот наша жизнь прошла,
А это не пройдет.
Георгий Иванов
Отправлено 24 Январь 2013 - 14:57
Свидание
Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.
Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.
Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.
И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.
Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.
И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?
Б. Пастернак
Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.
Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.
Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.
И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.
Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.
И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?
Б. Пастернак
Отправлено 24 Январь 2013 - 16:57
Зинка.
Памяти однополчанки-Героя Советского Союза Зины Самсоновой
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.
- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет.
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет...
Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг нежданный приказ:"Вперед!"
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала...
Юлия Друнина
Памяти однополчанки-Героя Советского Союза Зины Самсоновой
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.
- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет.
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет...
Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг нежданный приказ:"Вперед!"
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала...
Юлия Друнина
Отправлено 24 Январь 2013 - 23:08
Черника
Дерзко витают вокруг вездесущие мошки,
Лес раздражая своим очумелым полетом...
Слишком поспешно снимаю губами с ладошки
Синие ягоды с белым туманным налетом.
"Что ты щекочешься?" Искры в глазах озорные.
"Не торопись, мы успеем еще наиграться!"
В зелени радужек крапинки бьются цветные,
Словно боясь в бесконечных зрачках затеряться.
Старенькой курткой укрыл обгоревшие плечи,
Пряча от солнечных брызг покрасневшую кожу.
Жаль только, курточкой тонкой тоску не излечишь
Ту, от которой сама отрешиться не можешь.
Эту тоску, пропитавшую воздух в столицах,
С привкусом страха и запахом валокардина...
И никуда от нее не сбежать, не укрыться
В нынешней нашей судьбе суетливо-рутинной.
"Может, начнем целоваться? Иначе замерзнем,
К вечеру стало прохладней и росы проснулись".
Где-то внутри оживает моя несерьезность,
Вмиг вырываясь наружу со скоростью пули...
Небо становится рыхлым, как кисть гиацинта,
Прячется солнце за тенью от ели высокой...
Память надолго оставит в своих лабиринтах
Губы с неявной горчинкой черничного сока.
smotritelmayaka
Дерзко витают вокруг вездесущие мошки,
Лес раздражая своим очумелым полетом...
Слишком поспешно снимаю губами с ладошки
Синие ягоды с белым туманным налетом.
"Что ты щекочешься?" Искры в глазах озорные.
"Не торопись, мы успеем еще наиграться!"
В зелени радужек крапинки бьются цветные,
Словно боясь в бесконечных зрачках затеряться.
Старенькой курткой укрыл обгоревшие плечи,
Пряча от солнечных брызг покрасневшую кожу.
Жаль только, курточкой тонкой тоску не излечишь
Ту, от которой сама отрешиться не можешь.
Эту тоску, пропитавшую воздух в столицах,
С привкусом страха и запахом валокардина...
И никуда от нее не сбежать, не укрыться
В нынешней нашей судьбе суетливо-рутинной.
"Может, начнем целоваться? Иначе замерзнем,
К вечеру стало прохладней и росы проснулись".
Где-то внутри оживает моя несерьезность,
Вмиг вырываясь наружу со скоростью пули...
Небо становится рыхлым, как кисть гиацинта,
Прячется солнце за тенью от ели высокой...
Память надолго оставит в своих лабиринтах
Губы с неявной горчинкой черничного сока.
smotritelmayaka
Свернуть категорию Похожие темы
| Название темы | Автор | Статистика | Последнее сообщение | |
|---|---|---|---|---|
| )))) Самые любимые ароматы (((( | Tarasito |
|
|
|
| Ваши любимые парфюмерные рекламы... | Leesa |
|
|
|
| Наши любимые мобильники! | Фиджи |
|
|
|
| Ваши любимые селективы | Daruma |
|
|
|
| Шоппинг: Наш стиль и любимые магазины одежды. | Пантера |
|
|