Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.
Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промакашках, вымазанных в земле.
Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».
Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».
Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».
Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.
ПОСЛЕ ДЕТСТВА
Почти не помню себя, но помню,
как виноград покорялся полдню,
как обмирали кроны, томился пруд.
И как напрыгался я в то лето,
пытаясь жердью, добытой где-то,
с верхушки снять особенно крупный фрукт.
Как высоко надо мной и жердью
шаталось то, что считалось твердью,
и, расшатавшись, било в колокола...
А под пятой, то есть очень близко,
земля, имевшая форму диска,
напротив, очень ровно себя вела.
В пробелах память, но сквозь пробелы
нет - нет и выглянут, еле целы,
невесть откуда стрелы в чехле и лук,
медвежий клык (сувенир с Камчатки),
состав какой-то взрывной взрывчатки,
футбол зачем-то на стройплощадке вдруг...
Клубилась пыль, рикошетил гравий,
бил по мячу расторопный крайний,
и те на этих сыпались, как в дыму...
В итоге тех побеждали эти,
чему и радовались как дети,
как будто было радоваться чему.
В провалах память, но и в провалах
я различаю мазут на шпалах,
одноколейный пригородный разъезд,
рябину слева меж ив тщедушных,
ложбину справа - и нас, идущих
вдоль полотна, враскачку, на норд-норд-вест.
Легки подошвы. Среда нейтральна.
С произношением всё нормально.
За внешний вид - хоть завтра же к орденам.
В карманах ветер, в очах отвага.
Нас очень много, и вся ватага
не торопясь идёт по своим делам.
К чему я это? К дождю, конечно.
К похолоданью, не ясно нешто?
К часам, в которых чижик своё пропел.
К очередям в октябре на почте -
а там и к заморозкам на почве,
а там и к снегу, белому, как пробел...
О, завитки на обоях синих!
Пустая трата каникул зимних.
Тринадцать лет, испарина, ларингит.
Пора, когда не маяк, не возглас,
а лишь один переходный возраст
тебе и чёрный цербер и верный гид.
В ту пору часто, закрыв учебник,
я от амбиций моих ущербных
провозглашал решенным вопрос любой.
И заключал, что двойного смысла
иметь не могут слова и числа,
и пребывал отчаянно горд собой.
Но проходила неделя, две ли,
слова смещались куда хотели,
как А и Б, сидевшие на трубе.
И числа вновь обретали сложность.
И сознавал я свою ничтожность,
и изнывал от ненависти к себе...
С собою мне и теперь не слаще,
но не о нынешней мгле и чаще
веду я речи, не подводя черты.
Мосты потом - вколотить бы сваю.
Кто мы теперь, я примерно знаю.
Мне вот о чём скажи, собеседник, ты.
Скажи, разумник, поняв дельфинов,
освоив эпос угрюмых финнов,
передовых наслушавшись далай-лам,
кто были те, что по шпалам липким
до сей поры эшелоном гибким
не торопясь идут по своим делам?
Уже зима
касается плеча.
Покуда страх отлаживал прицелы,
мы говорили
о простых вещах
и потому опять остались целы.
В картонном небе
пробивая брешь,
моя печаль
летела и летела,
но тишины винительный падеж
теперь всё строже
спрашивает
с тела.
В который раз в попытке уравнять
с воздушным змеем
самолёт бумажный,
я понимаю, нечего сказать,
когда уже различие
не важно.
И к пустоте спиною прислонясь,
смотреть, как снег
проламывает
время,
и, наконец, увидеть эту связь
всего со всем, меня со всеми.
О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, сможешь снова-
Без прежних сил – возобновить свой труд,
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если сможешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!»
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег,-
Земля – твое мой мальчик, достоянье!
И более того, ты – человек!
Я для всех повешу объявление,
Что душа закрыта на учёт.
И начну тихонько обновление
Мыслей всех своих наперечёт...
Не стучите в дверь, она закрыта.
Не пытайтесь вы взломать засов.
Вы в моей душе не позабыты,
Но сегодня нету сил и слов...
Просто в магазинчике душевном
Весь запас закончился сполна..
Не осталось счастья на прилавке..
Не осталось света и тепла...
Лишь остались горести и беды...
И всё это надо выметать!
Так что здесь закрыто до обеда..
А потом откроется опять.......
Автора не знаю...
Сообщение отредактировал Раиса: 13 Декабрь 2015 - 12:58
Любовь забирает всё. А пока ты смеёшься; я застенчив, тих
и не знаю, что надо сильнее обнять, не позволить тебе уйти.
Боже, яви мне обратный путь... Или хотя бы, что нет пути.
Это не звон посуды - так раздаётся твоё отсутствие в тишине.
За окном тихо падает снег. Тихо падает снег. Падает снег.
Снег ложится на провода. В одеяло кутаешься тесней.
И течёт в проводах ток, зажигая огни. Город в объятьях снов.
Странный двоичный код: любовь - и один, и ноль, и один, и ноль,
Словно расплывчатый след огней в туманную зимнюю ночь.
Здесь теперь всегда темнота. Из-под прикрытых век темнота,
выводящая чёрной краской на белизне рук, как на холстах:
"Любовь забирает всё". Ты забрала всё. Забрала и себе оставь.
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.
Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная...
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено...
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?
Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым —
Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..
Игорь Северянин
Сообщение отредактировал UME: 18 Декабрь 2015 - 00:22
Зима распахнула над миром волшебный веер!
Колдунья кружится в сияюще-белом танце
Над степью и лесом, и морем, а вслед за нею
-Один за другим три зверя чудесных мчатся!
Косматый Декабрь трясет ледяною гривой!
И львом белоснежным ступает, и рыком грозен.
Чуть лапой коснется, - под снегом уснут долины,
В густом серебре застынут вершины сосен!
Хрустальным оленем Январь по ручьям и рекам,
Звеня, пронесётся, моря усмиряя льдами!
Хрустящей лазурью чаруя, дыша Бореем.
И северных звёзд лампады зажжёт над нами!
Серебряный филин – Февраль на пушистых крыльях
Метели и снежные вьюги несёт с собою,
Укрыв города и дороги блестящей пылью,
Из белых оков ветра отпустив на волю!
Колдунья кружится, - звенят каблучки за дверью…
Грядёт волшебства, гаданий пора и сказок!
Зима распахнула над миром волшебный веер!
А значит, к нам в гости идёт самый снежный праздник!
Как давно по ночам не смыкающим век
не уснуть до полуночи сразу –
так любви не узнать... Просто есть человек
за тебя продолжающий фразу –
и касание мыслей в касание рук
так легко и желанно сводящий,
заострённые копья сгибающий в круг
и слезу замечающий чаще,
чем стекает она с раскалившихся век,
принося облегчение сердцу...
Да пускай, не любовь – просто есть человек,
заставляющий Землю вертеться
вопреки всем законам и стрелкам часов
то быстрей, то почти замирая...
Приходящий на каждый неслышимый зов –
и тебя уводящий от края.
Качается под ногами деревянный настил,
не за что ухватиться, отгородиться нечем.
Заканчивается год, доска и остаток сил,
и только ремонт в этом городе бесконечен.
И бесконечны идущие к метро. Не доделав дел
спешащие по доске, уже не ждущие чуда:
куда бы ни шёл бычок, чего бы он там ни пел,
его смоляной бочок не пустит отсюда.
И весь твой избытый год, бесцветен и безголос,
пока на шаткий помост всё жёстче тени ложатся,
проносится перед глазами до слёз, до смеха, до слёз
и снова до смеха -- иначе не продержаться.
А значит, иди к метро, земли касаясь едва.
Поскольку думай что хочешь, но всё же делай что должно.
То ли опять теплеет, и кружится голова,
то ли доски положены ненадёжно.
Если хочешь о важном - давай о важном.
Хотя это понятие так двояко.
Одиночество - вовсе не так уж страшно.
Страшно в двадцать один умереть от рака.
Страшно ночью не спать от грызучей боли,
Что вползает под кожу и ест с корнями.
А ты роешь могилу от слов "уволен",
Или "лучше остаться с тобой друзьями".
Говоришь, как пугающи предпосылки
Неизбежности рока, судьбы, удела?
Страшен выбор - идти собирать бутылки,
Или сразу идти на торговлю телом.
Говоришь, нет квартиры в многоэтажке,
Платежи коммунальные шею душат?
А когда-то хватало малины в чашке
И оладушек бабушкиных на ужин.
Говоришь, что вокруг - дураки и драмы,
Что в кошмарах - тупые пустые лица.
Страшно - в девять ребенку лишиться мамы.
Страшно - маме ребенку не дать родится.
Страшно видеть, как мир в себе носит злобу,
Как друзья обменялись ножами в спину.
Если хочешь о важном - давай о добром.
Как быть добрым хотя бы наполовину?
Как найти в себе силу остаться честным,
Ощутить в себе волю, очистить душу?
Правда, хочешь о важном? садись. чудесно,
Это важно, что ты еще хочешь слушать.
Попробуй съесть хоть одно яблоко
Без вот этого своего вздоха
О современном обществе, больном наглухо,
О себе, у которого всё так плохо;
Не думая, с этого ли ракурса
Вы бы с ним выгоднее смотрелись,
Не решая, всё ли тебе в нём нравится -
Оно прелесть.
Побудь с яблоком, с его зёрнами,
Жемчужной мякотью, алым боком, -
А не дискутируя с иллюзорными
Оппонентами о глубоком.
Ну, как тебе естся? что тебе чувствуется?
Как проходит минута твоей свободы?
Как тебе прямое, без доли искусственности,
Высказывание природы?
Здорово тут, да? продравшись через преграды все,
Видишь, сколько теряешь, живя в уме лишь.
Да и какой тебе может даться любви и радости,
Когда ты и яблока не умеешь...
Прочитай и выучи наизусть:
Тьма имеет предел, и любая грусть
Преодолима, если построить мост;
Боль исчерпаема, горе имеет дно,
Если осмелиться встать в полный рост,
Дотянуться до счастья, ибо оно
Досягаемо, и рецепт его крайне прост.
Запиши и бумагу затем сожги:
Люди — концентрические круги,
У всех одинакова сердцевина.
Память — вбитый в темя дюймовый гвоздь,
Научись прощать, он выйдет наполовину.
Обиды и скорбь созревают в тугую гроздь,
Выжми до капли, получишь терпкие вина.