Парижанка корсиканского происхождения Оливия Джакобетти - самая харизматичная женщина в парфюмерии после Жермен Селье. Ученица дома Анник Гуталь, Оливия трудилась для множества ведущих брендов. Для Diptyque ею созданы популярные парфюмированные свечи и ароматы Ofresia и Philosykos, для Andree Putman - духи Preparation Parfumee. Джакобетти сотрудничала и с лучшими люксовыми домами: классикой стал ее Hiris для Hermes, выпущенный в 1999 году. Для Guerlain Оливия придумала детские духи Le Petit de Guerlain и Baby Guerlain. Самой крупной работой Джакобетти стали ароматы L"Artisan Parfumeur: Navegar, Passage d"Enfer, Dzing! - всего более полутора десятков парфюмированных вод и душистых свечей. Для бренда Frederic Malle Оливия создала аромат En Passant. Для D"Orsay реконструировала Tilleul - духи 50−х годов, пахнущие липовым цветом, а в проекте возрождения классического дома Lubin в прошлом году создала великолепный кожано-древесный Idol. Совместно с компанией Shiseido Джакобетти выпускает свою линию ароматов IUNX.

Ее отец – отличный фотограф и известный режиссер Франсис Джакобетти (к слову, режиссер "Эммануэль-2") с самого начала симпатизировал стремлению дочери к парфюмерному делу. Но при этом высказывал мысль о том, что если таланта нет, то дело безнадежно: "Фотографировать можно научиться за час, но чувство света у тебя или есть, или нет". К счастью, у Olivia Giacobetti талант оказался.

В начале 80-х юная Оливия Джакобетти знакомится с парфюмерной знаменитостью Анник Гуталь (Annick Goutal). Анник Гуталь приобщила девушку к миру ароматов, научила основам парфюмерии и дала урок доверия собственной интуиции. Эта встреча кардинально изменила жизнь Оливии. Обучаясь, она легко понимала запахи, словно заранее зная – какие из них станут сочетаться и какую дадут композицию.

С 17 лет она работает ассистентом парфюмерного дома Robertet - мирового парфюмерного центра в городе Грассе. Девушка настолько серьезно увлеклась искусством композиции ароматов, что уже через 5 лет придумала свое первое произведение: Premier Figuier для L’Artisan Parfumeur. Аромат сразу стал хитом в мире парфюма, ведь до этого момента никому в голову не приходило, что запах инжира настолько притягателен.

Получив высокую квалификацию парфюмера, Оливия Джакобетти могла выбирать, где она хочет работать – уже тогда крупные парфюмерные дома знали ее имя. Но она идет по пути парфюмера-«отшельника» Эдмона Рудницка, предпочитая работать в одиночестве, чтобы создавать «запахи на все времена». Когда индивидуальность, смелость и трудолюбие сочетаются с талантом, то итогом становится успех.

На вопрос о том, не собирается ли она открыть парфюмерный дом своего имени, Оливия Джакобетти обычно отвечает: «Чтобы качественно выполнять свою работу, мне нужен покой; денег мне и так хватает». Добавим, что и известности ей не занимать.

Ее ароматы – сияющие представители ольфактивного импрессионизма, они излучают мягкий свет, как матовая лампа или эльфийский источник света. Но она не имитирует природу в своих ароматах – она создает свой новый мир, который чуть лучше того, что окружает нас ежедневно.

Наверное, поэтому ее основными клиентами были селективные бренды – маленькие парфюмерные дома, главная задача которых – отличаться от модных мегатрендов, искать свой путь развития, работая для индивидуалистов.

Отличие от толпы – основа селективности. Естественно, что массовая реклама в данном случае невозможна – об этих ароматах рассказывают знакомые или друзья, приобщившиеся к ним также через слухи и рассказы.

Поэтому имя Оливии Джиакобетти известно лишь среди парфюмерной публики – но здесь ее обожают, а ее ароматы возведены в ранг культа.
В 2003 году Оливия открывает в Париже бутик IUNX совместно с японским парфюмерно-косметическим гигантом Shiseido. Строгая японская эстетика с уклоном в футуризм, бассейн с кувшинками, парфюмерные автоматы, великолепные пирожные с ароматом амбры, шафрана и сандалового дерева… В этом салоне можно было снимать «Солярис» – он словно появился из будущего! Бутик просуществовал чуть больше года. За это время ароматы успели стать культовыми – и сейчас 15 мл одеколона IUNX в тонком черном тубусе стоят уже в 4–5 раз дороже своей первоначальной цены. Это редкий винтаж, которому всего-то 4 года.

Оливия – это воплощенная мягкость и деликатность. Она делает ароматы, примеривая их на себя.

На каверзный вопрос «Считается, что мужчины лучше готовят, чем женщины. Распространяется ли это на парфюмерию?» она однажды ответила: «У каждого человека, независимо от его пола, есть свой нос и своя чувствительность. В мире моды мужчины часто делают из женщины карикатуру, преувеличивая те или иные черты. Та же особенность встречается иногда у мужчин-парфюмеров».

Интервью Ксении Головановой с Оливией Джакобетти (Фрагрантика):
Многие называют классический, 1999 года выпуска Passage d’Enfer шедевром, для других это и вовсе идеальный аромат на тему ладана. Расскажите пожалуйста, как он таким получился?

Запах ладана — древний, как человеческая цивилизация, часть нашего культурного наследия. Он всегда меня завораживал — своей прозрачностью и глубиной, растительными и минеральными оттенками. Когда я работала над Passage d’Enfer, у меня в голове постоянно возникали отдельные образы и понятия: нежное тепло, тонкие, эфемерные и летучие благовония, белая пелена, защищающая от внешних опасностей, чувство полета. Довольно быстро стало очевидно, что этот аромат не имеет смысла кроить по лекалам условно женских или мужских духов; его тема просто не умещается в соответствующие границы и парит где-то над ними. С другой стороны, в своей работе я никогда не делила ноты на мужские и женские. Собирала цветочные духи для мужчин, а древесные — для женщин, как угодно. Неоднозначность вообще парфюмерии к лицу, она делает ее более элегантной и загадочной.

Что вы почувствовали, когда вас попросили сделать новую версию Passage d’Enfer? Непросто, наверное, что-то менять в красивой и законченной истории.

Я старалась ничем не повредить балансу классического Passage d’Enfer, разве что сделать аромат более веским. Центральный аккорд новой версии идентичен старому, но глубже и мощнее. Каждая нота в нем подчеркнута: белые цветы ярче, древесина — плотнее, благовония — теплее. Иначе говоря, мелодия та же, но сыграна бóльшим количеством инструментов.

К слову о балансе и силе: что вы думаете о растущих мощностях современной парфюмерии? О тенденции делать духи максимально громкими и объемными, вне зависимости от их темы и идеи?

Именно тема духов должна задавать и громкость, и мощь аромата. Сегодня мы склонны выкручивать звук на максимум, но ведь не грохот создает музыку, а мелодия. Сила и мощь стали самоцелью, и, вне зависимости от того, какой смысл заложен в текст песни, парфюмеры исполняют ее одними и теми же душистыми веществами с огромной диффузией, и в итоге все пахнет одинаково. Некоторым духам, чтобы рассказать свою историю, нужно играть в полную силу, другие, наоборот, льнут к коже как дымка и говорят о себе вполголоса, вдумчиво и неторопливо. Думаю, шуму и ярости нашего времени можно противостоять с помощью нежности и изящества.

Именно так парфюмерные авторы чаще всего описывают ваш стиль — нежный, изящный, акварельный. Как думаете, похоже на правду?

Мне сложно сказать, какой у меня стиль, но мой подход поэтичен и эмоционален: я люблю выразительные духи, духи, которые рассказывают истории. Меня вдохновляют вещи, задевающие за живое, возможно, даже те, что вызывают беспокойство, а также краеугольные, коренные запахи с глубоким смыслом — воды, древесины, того же ладана. Мне нравится, когда крепкая, сильная идея находит воплощение в чем-то хрупком и деликатном, как черно-белая фотография. Мою работу питает незримое — множество тайных, невидимых глазу ручейков. В своих духах, как в отдельных стоп-кадрах, я стараюсь зафиксировать момент или образ, поймать мимолетные состояния окружающего мира. Но главным образом я стремлюсь к простоте и все больше облегчаю свои формулы, сводя их к самому необходимому. Мне кажется, чем проще и четче аккорд, тем он выразительнее.

Любопытно, что вы уподобили свои духи стоп-кадрам. Некоторые читатели, когда мы их спрашивали, в чем, на их взгляд, заключается суперсила Оливии Джакобетти, отвечали так: «Ее духи похожи на картинки из моего детства, они мгновенно переносят меня в прошлое». То, какими получаются ваши духи — очень личными и одновременно общечеловеческими — совершенно удивительно для меня.

Главная ошибка, которую может совершить художник, — попытка понравиться публике. Еще хуже, когда, надеясь угодить каждому, ищут общий знаменатель, разглаживают и зачищают все до тех пор, пока на поверхности не останутся лишь самые очевидные и понятные вещи, — этот путь ведет к безликости и пошлости. Свои духи я делаю в соответствии с собственными желаниями, и чем более личным получается аромат, тем для меня удивительнее тот факт, что он находит свою аудиторию. И тем приятнее.

А ваше детство запомнилось вам чем-то особенно душистым?

Таких воспоминаний очень много, благодаря им я могу размотать свой клубок времени практически до самого начала. За каждым знакомым запахом скрывается какая-то картинка, предмет или ощущение, а все вместе это немного похоже на мозаику. Самое раннее и сокровенное воспоминание — мой плюшевый медведь: стоить лишь о нем подумать, как я чувствую нежный, сладкий запах соломы и шерсти. Когда мне было девять, я посмотрела «Дикаря» Жан-Поля Раппно и узнала о существовании отдельного мира — парфюмерного. Дверь в этот мир мне открыла Анник Гуталь, а в семнадцать я пошла работать в Robertet помощником парфюмера. Тогда я была еще ребенком, но мне сходу открылась целая вселенная — наукоемкая и одновременно поэтичная, эмоциональная и интуитивная. В первый же день работы я поняла, что парфюмерия станет моим музыкальным инструментом.

Ваша знаменитая интерпретация инжира, Premier Figuier для L’Artisan Parfumeur, первый парфюмерный инжир в истории, — она тоже родом из детства? Есть в этих духах что-то очень частное и личное, несмотря на их немалую популярность.

Все верно, инжир — главное дерево моего детства: фига, которая росла у нас в саду, была такой огромной, что ее запах поглощал все остальные. Двадцать лет спустя, работая над Premier Figuier мне захотелось вновь почувствовать этот аромат — зеленой и молочной дымки, окутывающей все вокруг. Честно говоря, я и не надеялась, что нечто столь личное принесет радость столь многим людям. Марку L’Artisan Parfumeur создали с намерением выходить за границы и осваивать новые территории, перед ней не ставили задачу следовать моде, каким-то тенденциям. В то время не пытались угодить рынку, и необычные, ни на что не похожие духи — Mûre & Musc, Voleur de Roses, Premier Figuier, Passage d’Enfer, Bois Farine и т. д. — поступали в продажу просто так, минуя сито маркетинговых исследований. В результате мы имеем целую линейку вневременных, нестареющих духов.

А если взять другие бренды и чужие духи, есть такой аромат, про который вы думаете: «Эх, его могла — и должна — была сделать я»?

О, таких немало. Это желание — быть автором чьих-то духов, которыми восхищаешься, — возникает у каждого парфюмера. Помню, например, как когда-то давно влюбилась в Féminité du Bois, Serge Lutens. Этот аромат показался мне совершенно новаторским, но в то же время знакомым, неподвластным времени, незаменимым. Прекрасным как на женщинах, так и на мужчинах.

Вас часто трогают современные духи? Помните, когда в последний раз что-то по-настоящему зацепило?

Есть множество прекрасных духов, которые никак не пересекаются с моей собственной вселенной, но тем не менее кажутся мне очень интересными. Взять хотя бы Angel, Mugler: эти духи определили свое время и повлияли на огромное количество других парфюмерных работ, а сахар уже двадцать лет не сходит с дистанции.

Что, по-вашему, делает духи хорошими, а что — великими?

Хороший аромат определяется техническими качествами и эстетической ценностью. А в великом, помимо всего этого, есть мощная идея, отвечающая коллективному бессознательному желанию.

К каким запахам — в природе, в быту — вы особенно неравнодушны?

Я очень люблю дерево, все его виды. В запахе дерева есть что-то фундаментальное, основополагающее — cила, настоящая духовность. Это материал, у которого есть память. Мне сложно себе представить духи без дерева вообще: часто я делаю его основной темой композиции, реже — обманкой, но так или иначе использую во всех своих работах. Дерево — основа Passage D'Enfer, его костяк; в этом аромате белые цветы и ладан держатся на опоре из кедра и сандала. Природа, конечно, неиссякаемый источник вдохновения, но не только она: идеи приходят из самых разных источников — из детских воспоминаний, путешествий, жизни вообще. Чтобы ничего не забыть, я записываю свои впечатления и храню все свои находки, привезенные из разных стран: кусочки дерева, листья, минералы и т. д. Очень на меня влияют и некоторые художники, не имеющие отношения к парфюмерии.

Есть какое-то произведение искусства, которое вам хотелось бы переложить на парфюмерный язык?

«Пианино» Джейн Кэмпион. И The Weather Project, инсталляцию Олафура Элиассона.

Вы говорите, что ваши духи построены на основе эмоций и ощущений, испытанных вами лично. А что происходит, когда вы получаете от заказчика бриф, которому не сопереживаете, который, возможно, не соответствует вашему внутреннему опыту? Бывало, что вы отказывались от проекта по этой причине?

Я люблю любую работу, за которой стоит какая-то идея. На самом деле очень полезно иногда выходить за пределы своей головы и, возможно, даже идти против собственной природы, погружаясь в чужие истории. Отказываться от предложений меня заставляет не идеи, а их отсутствие.

Сегодня под вашим именем выходит меньше новых духов, чем, скажем, десять-пятнадцать лет назад. Чем объясняется ваша избирательность в работе — новыми стандартами IFRA, тем самым дефицитом хороших идей со стороны заказчиков, о котором вы говорили, или какой-то другой причиной?

Я делаю столько же духов, как и прежде, просто мое имя не всегда указывают. Некоторые бренды выводят парфюмеров на первый план, другие, напротив, предпочитают хранить молчание; последнее справедливо и для проектов, в которых я участвовала до недавнего времени. Но лично мне даже нравится быть в тени другого творца — в этом вся суть нашей призрачной профессии.

Ссылки: