Знаете, в моей семье всегда рассказывали анекдоты. Много, всяких, разных, приличных и не очень, смешных всем или только своим. И вот помнится мне один неприличный, финалом которого был диалог:
- Шо это было???
- Антоновка!
Если кто не знает, поделюсь в комментах )) К чему это я? Ко впечатлениям от вчерашнего просмотра хотиненковских «Бесов».
Нарезку из фильма я видела – как и все – в рекламе. Ставрогин был красотою леп, Верховенский глазами лучист, у Хотиненко было имя, Достоевского я всегда читала запоем. Поэтому на просмотр была обречена.
Этот роман ФМ, по его собственным словам, писал по следам нечаевского дела, и признавался, что ему без разницы, что выйдет, хоть памфлет, да и художественная ценность неважна, ему надобно было высказаться. Но когда у гениев получалось просто высказаться? Тем, кому повезло въехать в манеру достоевского письма, уже совершенно неважно, как написано, а то – что за этим написанным. И от режиссера такого масштаба я ожидала чего-то бОльшего, чем прочтение произведения как роман о революционерах… Но это право режиссера, не поспоришь. Однако по ходу дела – от трепетного предвкушения (господи, ну неужели у нас классику еще экранизируют, а вдруг еще и хорошо?!) до полного офигения в финале (- Антоновка!) – меня успело пошатать на качелях.
Поначалу расстроилась. Примерно первую четверть фильма Верховенский нещадно манерничал и пищал, раздражало это ужасно, но была надежда, что распогодится. В моем понимании в романе четко прописано противостояние не Верховенского-революционера и властей, нас ведь так учили, да? А Верховенского-беса и Ставрогина, замахнувшегося на роль Христа. Кстати, не помню ни одного романа ФМ, где бы не было такого персонажа, воплощающего идею не христианства, а Христова жертвоприношения… И бесовщина тут не письмо-подметная, не бунтовская, не ре-во-лю-ци-о-нн-ая, а внутренняя, разъедающая духовно, ведь Верховенский, человек психически явно не здоровый, великий манипулятор, горящий этой идеей – он ведь со Ставрогиным в какую игру играет? Разве не душу с зеленого сукна подгребает?
Но таки распогодилось. Антон Шагин как будто вдруг поймал тональность, взятую с самого начала фальшиво – сам ли, с подачи ли режиссера, кто знает, но вот все ближе провокация на собрании, все ближе разговор о раскачке и Иван-царевиче, и все живее Верховенский, все больше ярости в лице, все больше сумасшествия в глазах, все громче низкий звон до предела натянутой внутри толстой струны, чьи колебания мучительны, потому что затрагивают самое нутро практически ультразвуком. А каков он в свином загоне! Такому бесу я прощаю шутовство первого получаса, молодец, Антон Шагин, он смог стать из шута тем, кем быть ему положено – трикстером. И трикстер этот хорош.
Порадовалась Ставрогину Максима Матвеева. Прекрасная статуя, погруженная разумом в сумерки богов, ищущая смерти, не циничная даже, равнодушная, а что страшнее равнодушия может быть? – подкрашенная немыслимым эгоцентризмом. Ой ли, один ли Кириллов в романе в человекобоги метит? Нет, конечно! Замысленное, так продуманное и предвкушаемое даже прилюдное покаяние Ставрогина – чем не божественное жертвоприношение себя, любимого? А тут еще Петр Степаныч рядом, «бог мой, солнце наше»… Мне понравился Николя, да. Самовлюбленный, самолюбивый, эмоционально тупой (без шуток, в качестве медицинского термина), он на своем месте.
Да вообще фильм приносил удовольствие. Хороша была дурочка Лебядкина, правильная дурочка, недоюродивая, Шатов глазаст и в меру простодушен, даже не особенно расстроила величавая, но при этом почти никакая Варвара Петровна, ну вот ничем не хватанула, а ведь было, где развернуться…
Однако совершенно мне был непонятен ход с добавлением персонажа-следователя. Вот всю дорогу думала, на какого, простите, хрена, понадобился Горемыкин этот? Я Маковецкого обожаю, он талантливый и прекрасный, он душой живет, а не играет, случись ему роль в таком фильме лет тридцать назад, какой там Горемыкин, он бы Верховенского сыграл – закачаешься, я уверена! Но зачем он тут? Потом по ходу просмотра, размышления и переговоров с умными людьми, дошло: Маковецкий тут нужен был… мхатовская пауза… чтобы объяснять Достоевского, видимо. Другой роли он там не играет и не может играть, бо нечего. Но в таком случае, Хотиненко рано убрал его. Ибо пришло время антоновки, а объяснить мне, в чем тут дело, некому, Горемыкин-Маковецкий уже в столицы укатил…
Поняли, в чем моя антоновка-то? Я бы совершенно приняла финал с разбитыми стеклами ставрогинских коллекционных коробок с бабочками, выброшенных траурной Дарьей на задний двор, с бабочками, которых так деловито склевывают в осколках куры, - и это был бы хороший финал.
Но когда экран затемнили, написали на нем «Прошло пять лет», а потом домик в Альпах, а там Дарья с ребенком и Верховенский, который идет к домику и Дарье улыбается, а она ему в ответ… Вот тут-то меня и накрыло. Бесы закончились Институтом благородных девиц. Охренеть. Вот и вопрошаю: шо это было?
- Шо это было???
- Антоновка!
Если кто не знает, поделюсь в комментах )) К чему это я? Ко впечатлениям от вчерашнего просмотра хотиненковских «Бесов».
Нарезку из фильма я видела – как и все – в рекламе. Ставрогин был красотою леп, Верховенский глазами лучист, у Хотиненко было имя, Достоевского я всегда читала запоем. Поэтому на просмотр была обречена.
Этот роман ФМ, по его собственным словам, писал по следам нечаевского дела, и признавался, что ему без разницы, что выйдет, хоть памфлет, да и художественная ценность неважна, ему надобно было высказаться. Но когда у гениев получалось просто высказаться? Тем, кому повезло въехать в манеру достоевского письма, уже совершенно неважно, как написано, а то – что за этим написанным. И от режиссера такого масштаба я ожидала чего-то бОльшего, чем прочтение произведения как роман о революционерах… Но это право режиссера, не поспоришь. Однако по ходу дела – от трепетного предвкушения (господи, ну неужели у нас классику еще экранизируют, а вдруг еще и хорошо?!) до полного офигения в финале (- Антоновка!) – меня успело пошатать на качелях.
Поначалу расстроилась. Примерно первую четверть фильма Верховенский нещадно манерничал и пищал, раздражало это ужасно, но была надежда, что распогодится. В моем понимании в романе четко прописано противостояние не Верховенского-революционера и властей, нас ведь так учили, да? А Верховенского-беса и Ставрогина, замахнувшегося на роль Христа. Кстати, не помню ни одного романа ФМ, где бы не было такого персонажа, воплощающего идею не христианства, а Христова жертвоприношения… И бесовщина тут не письмо-подметная, не бунтовская, не ре-во-лю-ци-о-нн-ая, а внутренняя, разъедающая духовно, ведь Верховенский, человек психически явно не здоровый, великий манипулятор, горящий этой идеей – он ведь со Ставрогиным в какую игру играет? Разве не душу с зеленого сукна подгребает?
Но таки распогодилось. Антон Шагин как будто вдруг поймал тональность, взятую с самого начала фальшиво – сам ли, с подачи ли режиссера, кто знает, но вот все ближе провокация на собрании, все ближе разговор о раскачке и Иван-царевиче, и все живее Верховенский, все больше ярости в лице, все больше сумасшествия в глазах, все громче низкий звон до предела натянутой внутри толстой струны, чьи колебания мучительны, потому что затрагивают самое нутро практически ультразвуком. А каков он в свином загоне! Такому бесу я прощаю шутовство первого получаса, молодец, Антон Шагин, он смог стать из шута тем, кем быть ему положено – трикстером. И трикстер этот хорош.
Порадовалась Ставрогину Максима Матвеева. Прекрасная статуя, погруженная разумом в сумерки богов, ищущая смерти, не циничная даже, равнодушная, а что страшнее равнодушия может быть? – подкрашенная немыслимым эгоцентризмом. Ой ли, один ли Кириллов в романе в человекобоги метит? Нет, конечно! Замысленное, так продуманное и предвкушаемое даже прилюдное покаяние Ставрогина – чем не божественное жертвоприношение себя, любимого? А тут еще Петр Степаныч рядом, «бог мой, солнце наше»… Мне понравился Николя, да. Самовлюбленный, самолюбивый, эмоционально тупой (без шуток, в качестве медицинского термина), он на своем месте.
Да вообще фильм приносил удовольствие. Хороша была дурочка Лебядкина, правильная дурочка, недоюродивая, Шатов глазаст и в меру простодушен, даже не особенно расстроила величавая, но при этом почти никакая Варвара Петровна, ну вот ничем не хватанула, а ведь было, где развернуться…
Однако совершенно мне был непонятен ход с добавлением персонажа-следователя. Вот всю дорогу думала, на какого, простите, хрена, понадобился Горемыкин этот? Я Маковецкого обожаю, он талантливый и прекрасный, он душой живет, а не играет, случись ему роль в таком фильме лет тридцать назад, какой там Горемыкин, он бы Верховенского сыграл – закачаешься, я уверена! Но зачем он тут? Потом по ходу просмотра, размышления и переговоров с умными людьми, дошло: Маковецкий тут нужен был… мхатовская пауза… чтобы объяснять Достоевского, видимо. Другой роли он там не играет и не может играть, бо нечего. Но в таком случае, Хотиненко рано убрал его. Ибо пришло время антоновки, а объяснить мне, в чем тут дело, некому, Горемыкин-Маковецкий уже в столицы укатил…
Поняли, в чем моя антоновка-то? Я бы совершенно приняла финал с разбитыми стеклами ставрогинских коллекционных коробок с бабочками, выброшенных траурной Дарьей на задний двор, с бабочками, которых так деловито склевывают в осколках куры, - и это был бы хороший финал.
Но когда экран затемнили, написали на нем «Прошло пять лет», а потом домик в Альпах, а там Дарья с ребенком и Верховенский, который идет к домику и Дарье улыбается, а она ему в ответ… Вот тут-то меня и накрыло. Бесы закончились Институтом благородных девиц. Охренеть. Вот и вопрошаю: шо это было?
Теги: размышлизм, искусство, кино
Добавить в закладки:
